[бох]

ПРЕССА О СПЕКТАКЛЕ "[бох]"

Ольга Мартынова

(из репертуарно-методической библиотечки "Я вхожу в мир искусства", 6(166)'2011)

17 Февраля 2010 г.

В Москве поставили спектакль о мучительном конфликте тела и души

АЛИСА НИКОЛЬСКАЯ, «Новые Известия»

Режиссер Николай Рощин зарекомендовал себя на столичных подмостках как постановщик спектаклей про сложные вещи, о которых и с близкими людьми-то не поговоришь: вере и неверии, смысле жизни, поиске свободы. В это направление вписывается и премьерная работа – [бох] (именно такое написание значится на афишах и в программках), где классика абсурда и современная философия соединились в термоядерную смесь.

Перед началом спектакля после оповещения о мобильниках звучит добавление: если во время спектакля вам понадобится выйти, не пытайтесь делать это самостоятельно. Слова эти не просто формальность, но часть игры, смысл которой становится ясен по окончании действа. И как только последний зритель занимает свое место внутри огромной клетки, четыре нимфы с лицами, закрытыми белыми вуалями – ангелы ли, вестники смерти или же всезнающие призраки, строят еще одну клетку, вокруг засохшего ствола дерева, на котором в позе распятия – два человека, тоже со спрятанными лицами. Последний засов задвигается с оглушительным лязгом – и эти двое спускаются, как бы приходя в мир. Теперь они узники, которым предстоит пройти несколько стадий познания и перевоплощения.

Спектакль Николая Рощина и Олега Герасимова называется [бох]. Звучит, словно эхо от удара. Или выстрел. А скобки – как плен. И буквальный – неспроста и зрители, и актеры находятся за решеткой, и символический – как тело человеческое удерживает душу, пока мы находимся на этом свете, а сознание и опыт заковывают наше восприятие, нагружают смыслами, мешают.

Опорная конструкция постановки – пьеса Беккета «В ожидании Годо» (спектакль идет на миниатюрной сцене театра «А.Р.Т.О.»). Обитатели клетки-камеры из разбойников, распятых вместе с Христом, превращаются во Владимира и Эстрагона (Кирилл Сбитнев и Андрей Калинин). «Мы ждем Годо», – словно по привычке говорит Владимир. Хотя перед этим проговаривается невозмутимому охраннику (Дмитрий Волков), что требует встречи с Богом. Охранник пишет записку на листке бумаги – такими же смятыми листками усеян пол в этом маленьком зарешеченном боксе с откидными полками. Становится понятно, как давно длится это ожидание. Годо, как известно, не придет. Зато явится эксцентричный господин в модном костюме и темных очках (Иван Волков) с безмолвным спутником-слугой (Сергей Савицкий). Они назовутся, как в пьесе, Поццо и Лакки, но разговор пойдет совсем не тот, что у Беккета. Поскольку тут в процесс властно вторгнется другой автор, философ Джидду Кришнамурти. Через его сочинение под красноречивым названием «Немедленно измениться» персонажи будут выяснять суть человеческого существования. Страхи и возможности, сомнения и стремления – обо всем этом они будут спорить, обсуждать, пытаться прийти к общему знаменателю. Удивительно, что этот совершенно неразговорный, сложный как для произнесения, так и для восприятия текст, актеры осваивают психологически верно, окрашивая эмоционально, но без пафоса. Благодаря разговорности интонации сразу разбираешься в озвученных сентенциях, а спорят герои с таким пылом, что хочется немедленно присоединиться.

Спектакль получился о человеке как таковом. О мучительном конфликте тела и души. О том, как это трудно – быть. И можно ли попытаться отринуть наносное, чем нагружает нас жизнь, и начать заново. А главное – через все переживания, испытания, сомнения надо проходить самому. Человек одинок, обращение к богу – бесполезно.

17 февраля 2010 года

ЕКАТЕРИНА ВАСЕНИНА, "Новые газета".

О современной цивилизации брошенных детей — спектакль «Бох» в театре «А.Р.Т.О.»

Спектакль в клетке — в истории мирового театра и не такое бывало. Но как-то пристальнее задумываешься о свободах, когда лично тебя вместе с другими 49 зрителями запирают и на расстоянии вытянутой руки сооружают еще одну клетку для актеров, совсем крошечную, где можно только неподвижно висеть на кресте или лежать на шконке.

Идеальные условия, чтобы поговорить о главном, пока другие театры на бульварах кварталом и выше, и ниже из последних сил веселят. Условные Владимир и Эстрагон из «В ожидании Годо» Беккета, Посетитель и Кришнамурти из книги диалогов Джидду Кришнамурти «Немедленно измениться», разбивая лицо в кровь о клетку человеческого разума, говорят о необходимости немедленной психологической революции.

Это суровый, часто заходящий в тупик разговор, за ходом которого надо следить очень напряженно. Актеры Иван и Дмитрий Волковы, Олег Герасимов, Кирилл Сбитнев не произносят текст, а мыслят при нас, даря удовольствие от беседы запальчивых умных людей.

Слово ведет к иллюзии, которой мы поклоняемся, и ради этой иллюзии мы добровольно уничтожаем друг друга. Никогда не смешивайте слово с той вещью, которую оно описывает. Пытаться спастись от ловушки — значит попасть в другую ловушку. Все, что вам нужно делать, — это осознавать от начала и до конца, не делаться невнимательным в середине осознания…

За инструкцией, проповедью, советом и вопросом следует блестящее опровержение, демонстрация ловушек ума. Представьте, что все это говорится в пылу яростного спора людьми, запертыми на одном квадратном метре. Писания Кришнамурти умственны, на слух, большими периодами воспринимаются тяжко. Но сам вызов, отношение к зрителю как к серьезному собеседнику опрокидывает усталость, воскрешает исчезающую привычку к театру серьезной мысли, где слово «бог» можно произносить с маленькой буквы и писать не по правилам, но размышления о нем будут жаркими, глубокими и неокончательными. Жесткая зрительская лавка за спиной в это время незаметно формирует осанку.

на полях культуры с САШЕЙ ДЕНИСОВОЙ, "РУССКИЙ РЕПОРТЕР".

№20 (25288) от 05.02.2010

НИКОЛАЙ РОЩИН ДЕЛАЕТ ЗРИТЕЛЯМ НЕУДОБНО

Николай Рощин выпускает спектакль «[бох]» по пьесе Беккета и книге Джидду Кришнамурти

РЕЖИССЕР Николай Рощин, известный своими спектаклями «Пчеловоды», «Мистерия-буфф, «Вариант чистых», «Король-олень» и другими, уже второй год возглавляет театр «АРТО», названный так в честь знаменитого театрального бунтаря и философа, провозгласившего «театр жестокости», – Антонена Арто. Вместе с выпускником режиссерской мастерской Олегом Герасимовым Рощин выпускает спектакль «Бох» по пьесе Беккета «В ожидании Годо» и книге Джидду Кришнамурти «Немедленно измениться».

Джидду Кришнамурти – один из самых загадочных духовных лидеров нашего времени. Родился в деревушке Маданапалле в Южной Индии.

Его воспитали как Великого Мессию. По мнению учителей, он должен был стать новым воплощением Христа, вернувшегося в этот мир, чтобы еще раз наставить людей на путь истинный. Он отказался от предложенной ему роли и предпочел индивидуальный путь постижения. «Сэмюэл Беккет в своих интервью о пьесе «В ожидании Годо» не раз говорил, что хотел нарушить привычный всем «классический ход драматургии». В свою очередь, мы тоже не стали работать с пьесой с точки зрения развития драматургического конфликта, – говорят создатели спектакля. – Мы также не стали следовать ремаркам автора или каким-то образом противостоять ему.

Спектакль представляет собственный взгляд на способ отражения «драматургии абсурда» в современном театре.

Особенность его в том, что это прежде всего наше видение современного человека, который в вопросах веры, религии, философии, пытается всё привести к удобным для себя пропорциям. Пытаясь понять и разрешить цепь взаимоисключающих положений с помощью формальной логики и воображения, он обречен на поражение и вырождение.

Персонажи спектакля, вовлекая зрителей в действие, пытаются «немедленно измениться», снять покрывало обреченности, открыть глаза и увидеть жизнь заново. Но старым человеком быть легче, чем новым. Жить в «клетке иллюзий» привычнее, а выйти наружу страшно. Но тем не менее «давайте попробуем еще раз!» Спектакль исполнен в сверхмалой театральной форме. Вокруг максимально ограниченного игрового пространства сконцентрирован зрительный зал. На расстоянии вытянутой руки от действующих лиц».

25 February 2010, The Moscow Times

Godot and Dostoevsky Meet, Trapped in a Cell

By John Freedman

In “[bokh],” directed by Oleg Gerasimov, everyone is inside a cell, including the audience. Two shows per weekend.

Nikolai Roshchin may be one of the most meticulous, calculated directors in Moscow. He is not prolific, but each of his productions over the last decade has been exquisitely conceived and executed.

This quality is apparent in “[bokh],” a new piece at Roshchin’s ARTO Theater that Roshchin did not even direct himself. Those honors go to Oleg Gerasimov, one of Roshchin’s long-time actors, who clearly has paid attention to his mentor’s lessons in detail.

Roshchin himself, however, has left his mark all over this production as the designer. The spatial design of this small production based on Samuel Beckett’s “Waiting for Godot” and the writings of Fyodor Dostoevsky, Leonid Andreyev, Michel de Ghelderode and Indian philosopher Krishnamurti is as radical and effective as any I have seen this season.

This is one of those instances when the design actually becomes a character in the performance. I would even go so far as to say it is the lead character, although that is no slight against any of the performers in this unique show.

Everyone is trapped in something of a jail cell, the audience included. By the time two actors emerge and still another cell is built around them, the small stage at ARTO has been transformed completely. In a real-life echo of Jean-Paul Sartre’s play “No Exit,” a spiritual ancestor of “[bokh],” there is no way of getting out of this cell.

Before the show begins, a disembodied voice announces that if spectators must leave during the performance, they should raise their hand and the actors will stop performing until they have been led out.

The title of the production contains intricacies that would require a minidissertation to explain in full. Suffice it to say that on one hand the title graphically expresses the notion of imprisonment by incarcerating, so to speak, the title word in brackets. The Russian word for a cell, as in prison cell, is “boks.” However, by switching a letter and altering pronunciation, the resulting word references “God.”

Voila: Thus we have the show’s thematic territories of man railing against his Maker as he continues to live in a state of entrapment.

Despite the weighty reputations of the authors of this show’s texts, the symbolism of the visuals and the actions performed in “[bokh]” carry far more significance than the words that are spoken.

Beckett’s Estragon and Vladimir are here waiting for the arrival of Godot, and they must confront the enigmatic Pozzo, who drags around his unfortunate servant Lucky. All seek to make sense of their senseless presence in this cage. Attempts at philosophy are padded out with excerpts from Krishnamurti’s “The Urgency of Change.”

But this is a visceral, visual piece that speaks loudest through its images.

Estragon and Vladimir are less the clowns that Beckett probably had in mind than they are the two robbers who were crucified alongside Jesus Christ. When the two actors silently take the stage, they assume poses on cross-like structures that leave little doubt about the impression that Gerasimov and Roshchin intend to make. Spiritually, I suspect that they also can claim kinship with the central image in Edvard Munch’s famous painting, “The Scream.”

Much of this performance passes in silence. The setting up of the cage and the preparation of the actors as they take their places on the crosses form a remarkably long, wordless prologue — I calculated it at about 20 minutes. That’s in a show that barely lasts two hours.

A team of angel-like characters methodically piece together the cage around Estragon and Vladimir, utterly engrossed in the mundane activity at hand. This leaves us with nothing to do but to ponder at length the implications of being trapped and of men assuming positions on a crucifix.

Similar instances of extended wordless action occur when Lucky attends to Pozzo, setting up his folding stool or delivering other objects to him. Once again, what these characters say seems far less important than the very fact of their richly detailed interaction, colored by Pozzo’s hostile imperiousness and Lucky’s abject subservience.

In any case, these individuals are constantly involved in activities that have consequences, no matter how insignificant or even harmful. Meanwhile, all their attempts at talk appear to leave no trace at all.

There is plenty of humor in this show; Beckett was very funny, whatever else he was. But as is customary for any production involving Roshchin, “[bokh]” is nothing if not a gauntlet tossed at the spectators’ feet.