Общаясь с молодым питерским дирижером Алексеем Ньяга, невозможно удержаться от улыбки. Харизма, что называется, прет — дирижирует ли он музыку карельских композиторов в рамках недавнего пленума, снимается ли в кино или поет в храме на клиросе.
Хорошие руки
- Должна ли хорошая музыка быть легка для восприятия? Или слушателю нужно мозгами поскрипеть, чтобы понять, что композитор хотел ему сказать?
- Ну, в некоторых случаях задуматься полезно, но в основном музыка должна естественно ложиться на сердце, как хорошая книга должна увлекать.
- Ваш творческий путь традиционно начинался с музыкальной школы?
- С хорового училища в Петербурге. Там дети получают комплексное музыкальное образование: обязательно фортепиано, сольфеджио, полифония, гармония, хор. За 11 лет я получил монументальную базу, из нас готовили дирижеров и хормейстеров.
- Каким самым главным качеством дирижеру надо обладать? Бывает так, что оркестр или хор руководителя не понимает?
- Самое главное — хорошие руки. Пластичные. Есть общепринятый набор жестов, но манера дирижировать у всех индивидуальная.
- Говорят, Гергиева понять очень сложно...
- Мне приходилось с ним работать — могу сказать, что он понятно дирижирует. Своеобразно, но понять можно. А вот было на моей памяти и такое , когда после нескольких репетиций с одним известным западным дирижером оркестр был в такой растерянности, что уже и вечерний концерт оказался на грани срыва — ну не понимали музыканты особенной манеры дирижера!
- Нужно дирижеру как-то авторитет завоевывать?
- Авторитет можно только одним завоевать: очень правдиво и искренне занимаясь музыкой, тогда музыканты тебя если не полюбят, то уважать будут.
- Считается, что дирижер — это как бы сверхмузыкант, обладающий универсальным знанием о музыке. Это так? И как все же можно сформулировать суть дирижерской профессии?
- Дирижер должен с самого начала представлять всю «картину» целиком. Я начинаю с изучения партитуры. Если произведение редкое или предстоит какая-нибудь премьера, то работаю только благодаря внутреннему слуху и собственному опыту.
- Некоторым помогает прослушивание записей других исполнителей...
- Я считаю, что молодому дирижеру это ни к чему, более того — даже вредно, мешает собственной интерпретации. Сам стараюсь ничего не слушать, пока партитуру не изучу. Но когда на работу отводится три дня, записи, конечно, выручают...
- Приходилось когда-нибудь играть произведения, которые вы не поняли до конца, не легли они на душу?
- Да, конечно. И тут главное — просто ответственно и качественно отнестись к исполнению.
Хор – не масса
- У нас часто считают, что хор — это когда ничего не понятно, когда слышна некая звучащая масса. А хочется абсолютной ясности, прозрачности звучания. От чего зависит качество звучания хора?
- От численности очень многое зависит. По моему мнению, традиции именно хорового пения у нас утрачиваются, исчезают большие хоры. В Петербурге, кроме академической капеллы, пожалуй, нет больше хора, который по праву можно было бы назвать русским.
- Удается поддерживать спокойный моральный климат в коллективах, там ведь все натуры творческие, легкоранимые?
- Вот не знаю... Я неконфликтный человек, если есть возможность избежать стычки, я все сделаю, чтобы ее не случилось. Но бывают исключения. Например, как-то в провинциальном театре на постановке оперного спектакля один народный артист местного значения стал на репетициях говорить, что ему тут непонятно, там непонятно... А проблема была только в одном — он не знал своей партии. И, когда я был вынужден в четвертый раз остановить из-за него оркестр, пришлось сделать человеку внушение за непрофессиональный подход к делу.
Трепет и вокзал
- Есть какие-то вещи, к которым вы пока не решаетесь подступиться?
- У меня трепет перед Петром Ильичом Чайковским. Конечно, некоторые вещи приходилось исполнять, но сочинений, которые уже вписаны золотыми буквами в историю музыки, я пока боюсь. Сознательное ощущение, что я до этой музыки не дорос и мне нечего сказать слушателю.
- А насколько востребована классика в привычном исполнении? Может, нужен новаторский подход?
- Новаторство необходимо. Нужно искать новые способы привлечь людей на концерты. Говорят, Шостакович любил приходить на Московский вокзал и часами глядеть на проходящих людей. Я недавно так же стоял — не час, конечно, минут пятнадцать, и вдруг поймал себя на мысли: «А вот эти люди... Их тысячи! Они входят в метро, выходят... Нужна ли им музыка?» И понял по их лицам — скорее всего, нет. На первом месте у них — житейские заботы. И вот эта ситуация начинает отбрасывать свою тень и на музыкантов, многие играют просто потому, что так сложилось, они ничего больше в этой жизни не умеют. Поэтому нужно искать новые имена, новые подходы. Но делать это, опираясь на традиции и опыт, превращать музыку в «Макдональдс» тоже нельзя. Я с некоторых пор полюбил выступления перед детской аудиторией, потому что понял, что это наши будущие слушатели, и если сейчас детей не приучать к хорошей музыке, через двадцать лет залы филармоний будут пустыми.
Мотивчики для Агнии
- Вашей дочери повезло, ей-то папа, наверное, с рождения вкус к музыке прививает...
- Агнии семь месяцев. И пока она в основном слушает песенки, которые ей мама поет.
- А папа что поет?
- Дурашливые мотивчики, ее это очень забавляет. Но даже если дочь не будет профессионально заниматься музыкой, она все равно будет неотъемлемой частью жизни. Без музыки никак, и это не потому, что я такой сверхтонкий и чувствительный. Просто мне очень повезло — восхитительные педагоги были, они меня научили видеть музыку во всем.
- Глядя на вас, невозможно остаться хмурым. Вы всегда улыбаетесь? Даже то, что темнокожий дирижер играет музыку карельских композиторов, вызывает улыбку.
- А это в любом случае смешно будет, куда бы я ни приехал дирижировать - в Карелию ли, в Эстонию...
- И тем более в диковинку, когда вы в храме поете...
- В храме я пою уже более пятнадцати лет, и все уже привыкли. А вот была история забавная. Летом, когда выдаются свободные дни, я езжу в замечательный мужской монастырь на Ладоге — Коневский. Как-то раз одновременно со мной там оказался молодой человек, тоже темнокожий — закончил духовную семинарию в городе Орел. А в лавке при монастыре тогда же работала темнокожая девочка из Петербурга. И вот представьте себе лица паломников, когда они, зайдя за свечками, видят темнокожую девушку, а придя в храм помолиться, на клиросе видят темнокожего певчего. И апофеоз — когда читать из алтаря выходит темнокожий юноша в облачении!
- А почему вы в храме поете?
- Началось с того, что на втором курсе хорового училища мне хотелось подзаработать. А поскольку я ничего не знал, кроме нотной грамоты, пошел певчим в храм. И как-то меня так сразу и приняли тепло, и петь разрешили... Теперь церковь для меня — это второй дом. И, как все в жизни, прежде всего это связано с конкретными людьми. Я прихожу именно к этому хору, к этому батюшке, к этому духовному отцу.
Кино без гонора и гонорара
- Расскажите, как вы в кино попали.
- Ну, вы уж так сказали прямо — «в кино»! Это был сериал «Гончие». Просто у меня очень много знакомых, так или иначе с кинопроцессом связанных. И когда возникла необходимость в таком типаже, меня пригласили.
- Прямо так, не прощупав на наличие таланта?
- Я соглашался со смешанными чувствами — вроде и попробовать хотелось, но в то же время останавливало то, что я абсолютный непрофессионал. В таких случаях я разговариваю с людьми в «до мажоре» : «Ребята, вас интересует мой «фейс» — хорошо. Но я не актер, я не смогу сделать этого, этого, этого. Я дирижер!» На что мне ответили, что в ближайшее время не планируют снимать фильм про дирижеров, зато сейчас будут снимать фильм, где я бы мог сыграть роль наркодилера. На самом деле играть было несложно, я сразу почувствовал среду, видел, как ведут себя профессионалы. Не нужно ничего изображать, я был самим собой. В октябре я снимался уже в другой картине, «Синдбад. Путь на север» — скоро начнется озвучание. Там у моего героя — предводителя сомалийских пиратов - более счастливо судьба складывается, его не убивают в конце.
- А в каком кино вы бы снялись даже без гонорара?
- Без гонорара... Да в любом кино! Мне это интересно, я открыт для всего нового — если только не приходится поступаться чем-то жизненно необходимым. Это может быть любой проект, за который мне не будет стыдно.
Фото: Яков Симанов
